1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

1911

1912

1913

1914

1915

1916

1917

29 (16) апреля 1918 года

Снятие памятника Скобелеву.

     Сегодня с утра началась разборка памятника ген. Скобелева.
     Работы ведутся очень поспешно. Стараются закончить съемку к 1 мая. Но работа очень сложная и потому идет очень медленно.
     Сначала рабочие хотели ускорить дело и снять памятник упрощенным способом. т.е. развинтить его весь и части сбросить на землю. Но это им было запрещено и памятник снимают в общем довольно осторожно, стараясь его не повредить.
     Крупные части снимаются при помощи целой системы блоков.
     К 11 часам дня на землю уже была спущена фигура «белого генерала».
     С большой осторожностью фигуру уложили на грузовик и повезли в Кремль.
     На пьедестале памятника спешно строится трибуна для первомайских митинговых выступлений.

«Лев Толстой и русская революция».

Под таким названием бывший секретарь Л.Н.Толстого Н.Н.Гусев прочтет 16(3) мая лекцию в бывш. благородном собрании. Лектор подвергает русское революционное движение критике с точки зрения вечных идеалов правды и добра.

Сегодняшнее выступление Ленина.

     Сегодняшнее заседание центрального исполнительного комитета будет обставлено особенно торжественно. Будут присутствовать все члены совета народных комиссаров. Выразили желание присутствовать представители турецкой, германской, а также представители американской и шведской миссий.
     Заседание откроется кратко речью председателя центрально исполнительного комитета Свердлова, посвященной инциденту с Мартовым и другими, а затем сделает обширный доклад политического характера председатель совета народных комиссаров Ленин.
     В виду предстоящего выступления Ленина, в заседании центрального исполнительного комитета будет установлена особая охрана у гостиницы «Метрополь». Без особого разрешения Свердлова никто в заседание не будет допущен.

Семнадцать лет.

Заговорила совесть.

     Кошмарный приговор революционного трибунала по делу Шереметева вызвал бурю возмущения в широких и разнообразных общественных кругах.
     Заговорила даже и прокурорская совесть г. Карапетянц клянется, что никогда в жизни не выступит более обвинителем и взывает о кассации «абсурдного приговора», о «необходимости установления норм» при определении судьями наказания.
     В приговоре по делу Шереметева с необычайной яркостью сказалась вся опасность «неписаных» законов, особенно в такое переходное, полное острой борьбы время.
     Заговорит ли совесть у судей.

Покаяние прокурора.

     По повод у того же самого процесса в «Известиях» С.Р.Д. напечатано следующее письмо в редакцию:
          В Моск. революционном трибунале 26.IV слушалось дело некоего вольноопределяющегося Шереметева, который обвинялся в том, что он, будучи в одном из госпиталей, вел контр-революционную агитацию среди больных, не подчинялся приказу о снятии погон и угрожал убийством. На суде Шереметев предъявленное ему обвинение подтвердил, заявив, что он советскую власть не признает, а признает только Корнилова и что погоны не снимал потому, что в их части приказа об этом не было. Угрозу ж убийства он отрицал.
     Этот пункт остался для меня как обвинителя, невыясненным.
     Я в своей обвинительной речи, указав на задачу революционного трибунала - борьбу с контр-революцией - и имея данное время в качестве обвиняемого контр-революционера в лице Шереметева, просил суд при вынесении обвинительного вердикта руководствоваться основными принципами трибунала.
     В этот день, как обвинитель, я был более жестким, чем когда-либо, за что заслуживаю полное порицание.
     Но суд революционного трибунала пошл дальше и приговорил Шереметева к 17 годам принудительных общественных работ.
     Этот, я бы сказал тяжелый, приговор, превышающий всякую мыслимую норму, во-первых окончательно убедил меня в том, что нормы для приговора необходимы, ибо без них суть может дойти до абсурда при определении размера кар, а во-вторых, нанеся окончательный и решительный удар моему дальнейшему прокурорству.
     Отныне категорически заявляю, что в дальнейшем, если мне придется выступать перед судом, то только в качестве защитника, но никак не обвинителя.
     От роли обвинителя я отказываюсь на все время моей жизни.
     При этом нахожу, что в интересах самого же трибунала коллегия публичного обвинения должна возбудить вопрос о кассации приговора.

М.Карапетянц (И.Лазиев)

Письмо в редакцию.

Гражданин редактор!
     Не откажите поместить в вашей газете обращение ко всем тем, кто теперь стоит у власти, и кто раньше неоднократно подвергался гонениям за «агитацию».
     Как чувствуют себя они, читая приговор над 17-летним «контр-революционером» Шереметевым.
     17 лет жизни и 17 лет из жизни за то, что юноша Шереметев высказывал вслух свои мысли.
     Я обращаюсь к тов. Троцкому, который в 1910 году выступал при мне в Maison du Peuple в Лозанне с докладом о том, как обращаются в России с теми, кто мыслит инако с властями имущими.
     При самодержавии была ли за исповедание убеждений та же арифметическая пропорция 17 за 17, что и при социализме Владимира Ленина?
     Истеричный юноша Шереметев сказал, что Россия ему дороже революции.
     Одно из завоеваний революции - это свобода агитации.
     Не эту ли свободу защищая, революционный трибунал лишил юношу Шереметева всей его сознательной жизни?

Бывший член лозанской колонии А.Борковский.

Отклики печати.

     Ужасный приговор революционного трибунала по делу вольноопределяющегося Шереметева вызвал взрыв негодования со стороны независимой печати:
     Смирнов в «Родине» беспощадными словам клеймит неслыханный по жестокости приговор.
          Юноша смело, открыто и честно изложил то, что является его верой, его любовью, его святая святых.
     И нашлись судьи, которые дерзают называть себя социалистами и творить суд от имени пролетариата и которые вместо того, чтобы сказать честному и мужественному юноше: «Ты наш политический противник, но мы не можем не уважать тебя, дерзающего в наше подлое время иметь твердые убеждения и смело их исповедовать, - ступай же с миром, а мы постараемся своими действиями показать тебе, ка к прекрасно наше социалистическое отечество», - приговорили его к семнадцати, - да, к семнадцати годам принудительных работ, а в ожидании, пока эти работы будут организованы, - содержать его в тюрьме!
     С.В-iй в «Нашем слове» пишет:
          Дело не в самом наказании, а в отношении к этому юноше.
     «Вызывающее» поведение этого юноши в душе революционера должно было воскресить те еще недавние дни, когда сотни и тысячи юношей «вызывающе» говорили царским судьям то, о чем думали и шептали взрослые. Молодость, прямота, искренность и смелость должны быть дороги и любы человеку истинно-революционного духа. За юношескую прямоту не мстят, не увеличивают наказания.
     Этот юноша, отдавший свое здоровье за родину и готовый отдать за нее и самую жизнь, ныне отъявленный «контр-революционер», мог бы выйти из суда примиренный с той властью, которую он не хотел признавать.
          Но эти ужасные, эти кошмарные семнадцать лет.