1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

1911

1912

1913

1914

1915

1916

1917

23 (10) декабря 1917 года

Большевики разрушают контр-разведку.

По приказанию комиссара северного фронта арестованы 32 офицера, унтер-офицера и писаря штаба 12-й армии, состоящих в отделе контр-разведки.
Опасность этой меры бросается в глаза. Русские власти сами открывают дорогу немецкому нашествию на тот случай, если мирные переговоры закончатся неудачей.
Дезорганизация самого важного отдела штаба может иметь весьма тяжкие последствия.
Это ничто иное как сдача всего войска неприятелю, с которым заключено только временное перемирие.

Погром в Ирбите.

По частным в Петрограде сведениям полученным красногвардейцами и солдатами разгромлен гор. Ирбит. Сгорели все торговые помещения, которых в Ирбите очень много и большинство домов. Разгром начался как и везде с винного склада, причем солдаты шли громить в порядке и вооруженные. Все торговые помещению в Ирбите, не исключая и пустых занимаемых только во время ярмарки, сожжены и уничтожены. Находившиеся в Ирбите офицеры сорганизовались и взяли на себя охрану казначейства, тюрьмы и почты.

Опровержение американского посла.

Вчера, поздно вечером, американский посол сэр Д.Фрэнсис принял представителей печати и предъявил им ряд документов, опровергающих инсинуацию г. Троцкого и «Известий С.Р.и К.Д.» относительно помощи, якобы оказанной членам американского посольства ген. Каледину. По техническим условиям документы эти не могут быть помещены в настоящем номере.

ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА ПЕЧАТИ!

Большевики ввели предварительную цензуру для московских газет. Такой цензуры мы не знали в тягчайшие дни протопоповско-штюрмеровского самодержавия.

     Если следовать „перечню", оглашенному большевиками, о тех статях и заметках, которые подлежат предварительному рассмотрению большевистской власти, — окажется, что газеты не могут напечатать ни одной строки о современных событиях.

     Подчиняться этому произволу, этому насилию мы не можем.

     Но у нас нет сил итти против большевистской власти, опирающейся на штыки. У нас есть только один выход:
     Мы будем заполнять столбцы „Газеты для Всех“ материалом, не подлежащим цензуре большевиков, - московскими сценками, зарисовками и безобидной хроникой.

Но большевистские цензоры ни одной строки от нас не увидят.

    Ко всему вышеизложенному считаем необходимым прибавить несколько слов по адресу других московских редакций.
     В пятницу, 8 декабря редакторы московских газет собрались на совещание, чтобы определить свое отношение к декрету о печати большевистской власти.
     Редакция „Газеты для Всех” не была извещена об этом собрании. Ее не известили даже о резолюции, принятой редакторами.
     Перед нами был выбор, или совсем не выйти или выйти, как выходили раньше...
     Положение было ужасное. В поставили нас в него не только большевики, но и наши же товарищи-журналисты.
     Товарищи, не хорошо!..

Последние известия.

«Викжелю» сообщают из Богородска, что в городе голод. 8 декабря закончилась последняя выдача хлеба населению по 3/8 ф. на человека. Положение трагическое. Голод угрожает 160.000 человек.

Убийство Коровиченко.

В Петрограде получены известия, что в Ташкенте настроенные большевиками массы учинили самосуд над комиссаром, назначенным еще Временным Правительством присяжным поверенным, полковником Коровиченко. Самосуд сопровождался глумлением над трупом.

Перекрестится сам сатана.

На одном из заседаний Ленин заявил:
- Вы возмущены нашим мягким террором против наших классовых врагов, но знайте, что не позже, как через месяц этот террор сделается более грозным по образцу террора великой французской революции. Не крепость, а гильотину приготовим мы для наших врагов. Своими запросами левые эс-эры мешают нам работать. Когда мы издаем свои декреты, мы оглядываемся назад: что скажут с.-р.? Нам приходится тащить на аркане эту партию, которая оглядывается на Чернова и прислушивается к тому, что скажет Чернов.

Самосуды над грабителями.

     Кроме бывшего на днях в 40 верстах от Москвы в деревне Софрине по Ярославской ж. д.- предания сожжению убийцы и грабителя Евгения Угарова с его отцом и братом, нам сообщают о двух новых жестоких самосудах, имевших место в 75 верстать от станции «Рузаевка» Москов.-Казанской ж. д.
     В одну из деревень явилось пять лиц, одетых в солдатскую форму, вооруженных винтовками, и заявили, что идут, будто бы, на фронт и просили дать место для ночлега.
     Мнимым солдатам поверили и дали приют, но с этой ночи же в деревне начались кражи. Местные поселяне проследили воров и днем, когда солдаты спали, отдыхая от ночных операций, обезоружили их, толпою усадили в телегу, связали, вывезли под конвоем всего народа в поле, где под телегой разложили костер и предали всех пятерых сожжению.
     Ограбленные вещи крестьяне нашли в имуществе сожженных солдат и возвратили владельцам.
     Другой самосуд произведен в той же местности над двумя ряженными в солдатскую форму грабителями, которые обманом проникли в келью местного женского монастыря и обокрали монашенку.
     Поднятая тревога собрала народ и грабители были пойманы спрятавшимися в вырытой на кладбище при монастыре могиле.
     Толпа с необычайною быстротою забросала могилу землею, заживо похоронив грабителей. Наутро грабители были откопаны и трупы их были зарыты в поле.

К выезду Николая II заграницу.

По сведениям из близких к совету народных комиссаров кругов, германский император поставил первым условием мира, чтобы вся царская семья во главе с Николаем II была пропущена в Германию через фронт,
Представители совета народных комиссаров, ведущие переговоры о перемирии, заявили, что решать этот вопрос они не уполномочены.
Германские уполномоченные указали им на то, что ответ должен быть дан немедленно, в противном случае военные действия будут возобновлены.
После этого большевистские уполномоченные согласились принять требование Вильгельма.
В связи с этим Совет народных комиссаров уже изготовил декрет о разрешении выезда заграницу Романовых еще до Учредительного Собрания.

Как живет бывшая царская семья.

ПЕТРОГРАД. 8, XII. Следственные власти перехватили письмо из Тобольска бывшей императрицы Александры Феодоровны в Петроград ближайшей приятельнице.
     Точно изображена жизнь в Тобольске. Заточение сильно отразилось на здоровьи Николая.
     Он относится безразлично к событиям, не мечтает о короне и желает, чтобы ему не мешали жить. Единственно сожалеет о дворце в Ливадии.
     Переписывается он только с Марией Федоровной.
     Дети почти свыклись с положением.
     Семья с радостью встретила весть о мире и надеется, что в связи с миром наступит перемена жизни.