22 (09) февраля 1905 года

Въ Японiи

«Nothing but truth» (Ничего, кромѣ правды.)

Японская армія

Мой собесѣдникъ — японскій майоръ, про котораго его знакомые европейцы говорятъ, что онъ вернется съ войны не иначе, какъ генераломъ Генеральнаго штаба. Имѣетъ массу орденовъ. Участвуетъ во второй войнѣ: дрался съ eвропейцами противъ китайцевъ. Въ эту кампанію участвовалъ въ бою при Тюренченѣ, въ одномъ изъ слѣдующихъ боевъ былъ раненъ, эвакуированъ въ Японію, вылечился и теперь возвращается на войну.
Я представленъ ему съ самыми лучшими рекомендаціями нѣсколькими англичанами и американцами, пользующимися репутаціей горячихъ друзей Японіи. Такъ что говоритъ онъ со мной, насколько возможно во время войны, откровенно.
Я передаю беседу именно съ нимъ потому, что, сколько мне потомъ ни приходилось говорить съ японскими военными, я убедился, что мнѣніе образованнаго и бывалаго майора — типичное мнѣніе японской военной среды.
Не забывайте, что это говоритъ японецъ и артиллеристъ. Трудно было бы ждать, чтобъ японецъ съ особымъ восторгомъ говорилъ о русской арміи. Но намъ интересно знать, что думаютъ о насъ враги. Родомъ его оружія объясняется то преимущественное значеніе, которое онъ отдаетъ артиллеріи.
Мы сидимъ на террасѣ „Grand-Hotel"я и скромно пьемъ „клеретъ" — красное вино: японскіе офицеры скромны всегда, а пить шампанское теперь японскій офицеръ счелъ бы не только безтактностью, неприличіемъ, но и дѣломъ мало патріотичнымъ.
Майоръ,—какъ большинство японскихъ офицеровъ,— хоть и съ нѣкоторымъ затрудненіемъ, но, кромѣ японскаго, говоритъ и „на второмъ родномъ языке- японцевъ", — по-англійски.
— Какъ идутъ дела на войне?
— Пока хорошо! — отвѣчаетъ онъ со скромной улыбкой.
— Вы участвовали въ сраженіи при Ялу? Это былъ большой бой?
— Огромнаго для насъ значенія. У насъ нѣтъ страсти къ театральности, но если бы была, генералъ Куроки могъ бы сказать намъ: „40 государствъ смотрятъ на насъ въ эту минуту". Это была первая серьезная встрѣча съ русскими на суше. До сихъ поръ русскіе терпели на море. Но русскіе никогда не считались моряками. Тогда какъ русская армія реномирована! Что было за нами? Победы надъ китайцами? Но китайцы почему-то „не считаются". Мы держали экзаменъ предъ всѣмъ міромъ. Въ нашей побѣдѣ на суше были уверены во всемъ мірѣ только мы одни. Для остальныхъ это былъ намъ экзаменъ,— и мы его выдержали. Мы заставили врага сдѣлать непростительнѣйшую ошибку: пустить насъ перейти Ялу, — этого они не должны были дѣлать ни подъ какимъ видомъ. Это наполовину потеря кампаніи.
— Причина побѣды? Русскіе плохо дрались?
— Напротивъ. Русскіе дрались съ ужаснымъ сопротивленіемъ. Причина—недостатокъ у врага умѣнія оріентироваться и находчивости. Весь исходъ боя рѣшили плоскодонныя лодки. У насъ ихъ было много. Это были пловучія подвижный батареи, съ которыхъ мы обстрѣливали непріятельскія позиціи. У русскихъ ихъ не было. Будь у нихъ плоскодонныя лодки съ установленными на нихъ пушками, они разрушили бы наши понтонные мосты, и намъ не перейти бы Ялу.
Мы перешли къ ближайшимъ планамъ.
— Пока, я думаю, наша задача — взять Мукденъ. Это — столица. Это будетъ огромнымъ умаленіемъ русскаго престижа. Это будетъ имѣть огромное значеніе для китайцевъ.
На вопросъ о Портъ-Артурѣ онъ отвѣтилъ тогда:
— Это вопросъ мѣсяца, полутора, самое большее— двухъ.
Майоръ опредѣлилъ время довольно точно.
Я спросилъ его мнѣнія о генералѣ Куропаткинѣ.
— Это — человѣкъ огромнаго умѣнья, но и колоссальнаго счастья.
— Онъ? Счастья?
— Конечно. Изъ столькихъ боевъ ему удавалось уходить не разбитымъ в конецъ. Это можно приписать только счастью.
Это характерно для японцевъ. Это общее мнѣніе всѣхъ военныхъ въ Японіи. Они не видятъ, не признаютъ, что ими сдѣлана хоть одна ошибка въ недостаточно-энергичномъ преслѣдованіи генерала Куропаткина. Они, — со сколькими я ни говорилъ, — въ одинъ голосъ твердятъ:
— Этому человѣку везетъ колоссальное счастье.
— Почему же ваша армія не разбила русской на голову въ самомъ началѣ войны? Вѣдь теперь-то ужъ извѣстно, что у русскихъ въ началѣ войны было всего 40 тысячъ.
Майоръ разсмѣялся.
— Да, но теперь и намъ не для чего скрывать! Теперь и мы можемъ сказать: „Тогда мы далеко не были такъ многочисленны, какъ объ этомъ говорили!"
Его мнѣніе о своихъ военачалышкахъ:
— Ойяма — very great man.
„Ойяма — великій человѣкъ".
Куроки, своему начальнику, майоръ поклоняется. По его словамъ, это замѣчательный стратегъ — генералъ, безъ совѣта съ которымъ не предпринимается ни одно серьезное движеніе.
Но величайшій герой войны для него, какъ и для всей Японіи, — адмиралъ Того.
— Ему мы обязаны всей кампаніей. Онъ сразу поставилъ непріятельскій флотъ въ невозможность мѣшать намъ въ перевозкѣ войскъ.
Того — самый популярный человѣкъ въ Японіи. Я перевелъ разговоръ на характеристику арміи.
— Наша армія доказала, что она превосходна! — сказалъ майоръ.—Наши солдаты, прежде всего, хорошо тренированы. У насъ въ солдаты берутъ съ 18 лѣтъ. Это лучшій возрастъ. Человѣкъ еще не успѣлъ обзавестись домомъ, и отъ военнаго дѣла его не отвлекаютъ семейныя заботы. Онъ не скучаетъ по домѣ,— обычное явленіе во всѣхъ арміяхъ. Въ этомъ возрастѣ человѣкъ особенно любитъ физическія упражненія. И онъ отдается военнымъ экзерциціямъ съ особой охотой. Это лучшій возрастъ для того, чтобы учиться. Тотъ возрастъ, когда люди особенно хорошо усвоиваютъ себѣ даже труднѣйшіе предметы въ высшихъ учебныхъ заведеніяхъ. Нашъ солдатъ целесообразно одѣтъ, чего нельзя сказать о русскомъ. Возьмите его обувь: штиблеты и гетры. Это легко и удобно, потому что всегда можно сбросить.
— И воевать босикомъ?
— Въ дождь, на глинистой почвѣ Манчжуріи, когда приходится взбираться на довольно крутые подъемы? Босикомъ только и можно сдѣлать. Мы входили въ Пекинъ южными воротами, въ дождь, одновременно съ англичанами. Мы шли босикомъ и потому обогнали. Въ дождь и на глинистой почвѣ—это даетъ страшную подвижность.
— Мнѣ приходилось слышать сомнѣніе въ выносливости японскаго солдата.
— Возьмите свидѣтельство такого авторитета, какъ адмиралъ Сеймуръ. Въ 1900 году мы дѣлали походъ вмѣстѣ съ европейцами, — и японскіе солдаты оказались выносливѣе всѣхъ. Много помогаетъ нашей армін наша врожденная любовь къ чистотѣ. Надъ нами смѣются европейцы въ Японіи, что мы любимъ воду, какъ утки. Японецъ чистоплотенъ,—тогда какъ русскіе солдаты не имѣютъ даже самыхъ элементарныхъ представленій о санитарныхъ условіяхъ. Благодаря этому, наша армія болѣе застрахована отъ заболѣваній. Это—сторона дѣла чисто физическая.Но важна и другая сторона дѣла. Съ нашимъ солдатомъ легче воевать. Всякій изъ нашихъ солдатъ понимаетъ, за что онъ дерется. Всякій знаетъ, что это: „the war for our existence".
„Война за наше существованіе".
— Наши солдаты знаютъ, что они дѣлаютъ. У нихъ больше иниціативы. Грамотны почти всѣ. Исключеніе— изъ сѣверной Японіи, болѣе невѣжественной. Ихъ обычное времяпровожденіе въ казармахъ—чтеніе. Они читаютъ книги, газеты.
— Вы не находите, что чтеніе газетъ, въ которыхъ горячо дебатируются политическіе вопросы, вредно для солдатъ? Армія не должна этимъ интересоваться?
— Какой вздоръ! Пусть лучше проводятъ свободное время въ разговорахъ и спорахъ, — какъ это они и дѣлаютъ,—чѣмъ въ лѣни, отупляющей и одуряющей людей, въ пьянствѣ или развратѣ. Наша армія молода, по молодости увлечена своимъ дѣломъ, его изученіемъ, чтеніемъ и по молодости же нравственна, чего нельзя сказать про арміи вообще.
— Русская армія?
— Русскій солдатъ — великолѣпный боевой матеріалъ. Но у него у самого нѣтъ иниціативы. А наши офицеры знаютъ больше русскихъ. Русскіе офицеры...
Майоръ улыбнулся.
— They lead a jolly life. They like very much champagne.
„Они ведутъ веселую жизнь. Они очень любятъ шампанское.
Я, въ свою очередь, едва удержался отъ улыбки. Мнѣ представился нашъ пѣхотный офицеръ. Съ его крошечнымъ жалованьемъ, вычетами въ эмеритуру, на библиотеку, на собраніе, на подношенія, на празднества, на пріемы...
Это онъ-то „ведетъ веселую жизнь". Можетъ-быть, онъ и очень любитъ шампанское. Но пьетъ ли?
Есть предѣлы и японскому знанію насъ. Мы тоже отвели имъ глаза. Жаль, что въ такомъ второстепенномъ вопросѣ, да и то невольно.
Такое распространенное среди японцевъ мнѣніе о русскихъ офицерахъ привезли въ Японію, очевидно, тѣ полковники и майоры, которые ѣздили въ Петербурга. Они составили себѣ понятіе объ арміи по гвардіи. Ихъ принимали и въ армейскихъ частяхъ, и при пріемѣ старались, конечно, „не посрамить чести полка"; дѣлали у себя вычеты изъ послѣдняго и поили гостей: шампанскимъ.
А японцы думали, что это всегда.
— У насъ, въ Японіи, ремесло офицера, какъ всякое другое. Мы привыкли къ скромной жизни: жалованье маленькое, и къ работѣ, которая нужна во всякомъ ремеслѣ. Наши офицеры много учатся, чтобъ сдѣлаться лучшими работниками и повышаться по службѣ на высшіе оклады. А война для насъ—отличный случай повыситься на высшіе оклады быстро.
— Правда, что японскіе офицеры держатся сзади своихъ частей?
Майоръ пожалъ плечами:
— Однимъ человѣкомъ больше впереди, однимъ меньше, не все ли равно? Идетъ въ атаку 300 человѣкъ. Будетъ ли ихъ 300, или 302, или 303, — сила удара отъ этого ничего не выиграетъ. А въ тылу, на случай несчастья, спокойный, знающій человѣкъ въ тысячу разъ необходимѣе. Нашихъ солдатъ можно пускать однихъ: они знаютъ, что дѣлаютъ, имъ объяснено, что должно сдѣлать.
— А правда, что японскіе офицеры, оставаясь въ тылу, стрѣляютъ и рубятъ тѣхъ, кто бѣжитъ? Для этого и остаются позади?
Майоръ снова пожалъ плечами:
— Какія сказки!
Технически немыслимо одному человѣку остановить бѣгушую толпу.
Это зависитъ отъ темперамента. Конечно, бываютъ и такіе случаи. На войнѣ бываютъ всякіе случаи. Бываетъ, что офицеръ, при видѣ бѣгущей части, придетъ въ такое бѣшенство, что убьетъ какого - нибудь труса. Но это исключеніе. Это вызываетъ всеобщія порицанія, за это—судъ.
— Это считается преступленіемъ?
— Вреднымъ. Если бы солдаты смотрѣли на офицеровъ, стоящихъ у нихъ въ тылу, какъ на людей, которые поставлены убивать ихъ въ несчастіи, какія отношенія были бы у солдатъ къ офицерамъ. А между .тѣмъ, посмотрите здѣсь, въ Японіи, какія отношенія между нашими солдатами и нами. Вы не увидите, правда, чтобъ солдаты „вытягивались" передъ нами на каждомъ шагу, какъ это принято въ европейскихъ арміяхъ. Но зато вы увидите оваціи, которыя устраиваютъ солдаты постороннимъ офицерамъ, которыхъ видятъ въ первый разъ уѣзжающими на войну. У насъ дѣло построено на иномъ принципѣ. Не на одномъ послушаніи, а на вѣрѣ. Мы вѣримъ въ нашихъ высшихъ начальниковъ, солдаты вѣрятъ намъ. Когда мы говоримъ: „Надо итти такъ-то, сдѣлать то-то",—они вѣрятъ намъ, что такъ, действительно, лучше.
Но развѣ они стали бы вѣрить поставленнымъ убивать ихъ палачамъ, какими насъ представляютъ какія-то легкомысленныя сказки. Нѣтъ, мы очень дорожимъ именно нашими хорошими отношеніями съ солдатами.. У насъ въ арміи нѣтъ тѣлесныхъ наказаній, и битье солдатъ—одно изъ преступленій, который караются особенно строго.
— Объясните мнѣ этотъ,—простите,—ужасный обычай „харакири". Почему вы предпочитаете самоубійство плѣпу? Вы боитесь жестокостей русскихъ?
— Ничего подобнаго. Война, сама по себѣ жестокая вещь. Но быть болѣе жестокими, чѣмъ полагается на войнѣ, русскіе не могутъ. Вѣдь то, что происходит, происходнтъ подъ контролемъ всего цивилизованнаго міра. И о жестокости русскихъ къ плѣннымъ ни у кого не было мысли. Но „харакири" — древній обычай, котораго пока еще нельзя уничтожить. Самоубійство предпочтительнѣе безчестья, по убѣжденію нашего народа. Тому, кто поступить наоборотъ этому общественному мнѣнію, ему не будетъ житья, когда онъ вернется изъ плѣна. Самоубійство скорѣе и легче. Вѣдь мы видимъ то страшное напряженіе, съ которымъ ведетъ войну наша страна. На нашихъ глазахъ люди уменьшаютъ себѣ дневную порцію риса въ виду войны. Къ нимъ нельзя вернуться иначе, какъ побѣдителями. Невозможно. Неблагодарно.
— Вы не упомянули мнѣ, майоръ, объ одной части русскихъ войскъ, которая васъ, вѣроятно, особенно интересовала. О казакахъ, о которыхъ такъ много говорятъ и пишуть во всемъ мірѣ?
— Они превосходные наѣздники. Они великолѣпны противъ китайцевъ и хунхузовъ. Но противъ насъ они безсильны. По тому же, почему безсильна всякая кавалерія. Увѣряю васъ, кавалерійская атака совсѣмъ безопасна. Кавалерію можно уничтожить раньше, чѣмъ она успѣетъ доскакать.
Вѣроятно, теперь, послѣ „рейда" генерала Мищенко, майоръ нѣсколько измѣнилъ свое мнѣніе.
— Теперь все это выборъ позицій и артиллерія. Кавалерія не нужна. Въ атакѣ ея не допустятъ, а преслѣдованіе? Какое кавалерійское преслѣдованіе можетъ сравниться съ артиллерійскимъ огнемъ вслѣдъ врагу. Особенно не нужна кавалерія въ гористой Манчжуріи. Я знаю, намъ ставятъ въ минусъ, что у насъ мало кавалеріи. Это большая ошибка. Большая кава(ле)рія — это нѣчто очень громоздкое. Какого количества фуража она требуетъ! Мнѣ казацкія лошади показались истощенными. Я видѣлъ, какъ, преслѣдуя пехоту, падали лошади у казаковъ.
Вѣрньій правилу сообщать точно все, что видѣлъ, слышалъ,—я сообщаю и это свѣдѣніе, конечно, отнюдь не входя даже въ обсужденіе: достовѣрно оно, или нѣтъ. Намъ интересно знать, что о насъ думаютъ наши враги.
— Хорошо выбранная позиція и хорошая артиллерія — вотъ что рѣшаетъ теперь участь сраженій и войнъ. Мы должны побѣдить, потому что хорошо выбираемъ и укрѣпляемъ позиціи и потому что у наст, наилучшая артиллерія. Наши заводы, вырабатывающіе въ Японіи ружья по системѣ Маузера, заводы въ Японіи, работающіе пушки по системѣ Круппа, превосходный пушки Canot и орудія Армстронга для моря,— вотъ наши лучшіе союзники. Нѣмцы останутся нами довольны.
— Нѣмцы?
Онъ скромно улыбнулся:
— Наши учителя. Мы приняли нѣмецкую систему военнаго дѣла.
— Что цѣните вы у нихъ больше всего?
— Постановку технической части войны, примѣненіе къ военному дѣлу всѣхъ новыхъ изобрѣтеній, далее мирныхъ, напримѣръ, хотя телефоновъ между батареями, и ихъ оружіе.
Японцевъ всегда звали „обезьянами" за ихъ способность перенимать.
Но кто же не учился у нѣмцевъ военному дѣлу? Только одни перенимали „шагистику", а японцы, ученики практичныхъ янки, и тутъ сумѣли перенять только то, что было имъ дѣйствительно полезно.
Японскіе офицеры — ученики пѣмцевъ.
Но какая колоссальная разница между классическимъ нѣмецкимъ лейтенантомъ, гордо шествующимъ въ Берлинѣ „подъ Липами" въ глубочайшемъ презрѣніи къ окружающимъ мирнымъ гражданамъ, и скромнымъ японскимъ офицеромъ, въ которомъ нѣтъ ничего разсчитаннаго на то, чтобы импонировать, кого-нибудь унижать, въ которомъ нѣтъ ничего надменнаго. Никакого антагонизма между публикой и представителями арміи я въ Японін не видѣлъ.
Японскіе офицеры просты и скромны,
Японская армія демократична и популярна.

В.КРАЕВСКIЙ

(Текст печатается по книге В.Краевский «В Японии». Издание Т-ва И.Д.Сытина, 1905 г. 186 стр.)

1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

1911

1912