26 (13) сентября 1911 года

Казнь Богрова.

(По телеграфу от наших корреспондентов).

КИЕВ, 12,IX. В ночь на 12-е сентября, в 3 час, приведен в исполнение смертный приговор киевского военно-окружного суда над осужденным за убийство П.А.Столыпина помощником присяжного поверенного Дмитрием Богровым.
Казнь происходила в Лысогорском форте. Это – часть упраздненной киевской крепости, находящейся в 4-х верстах от «Косого капонира», где содержался Богров.
Приготовления к казни начались еще в воскресенье, вечером. На Лысой горе была сооружена виселица, вырыта яма, куда после казни должен был быть зарыт казненный. Вася местность, прилегающая к Лысогорскому форту, была тщательно обыскана полицией, ротой пехоты и конными жандармами. В воскресенье, с вечера, были расставлены кругом казаки, оцепившие плотным кольцом место казни.
В первом часу ночи в Печерский полицейский участок прибыли товарищ прокурора, помощник секретаря суда, полицмейстер, два его помощника, пять приставов, наряд городовых и околоточных, городовой врач, еврейский общественный раввин. Несколько времени спустя в участок прибыл губернатор А.Ф.Гирс. Губернатор совещался с полицмейстером и товарищем прокурора, после чего уехал. Кроме официальных лиц, в участке находилось около 30-ти «союзников» и правых, в том числе товарищ председателя киевского клуба националистов сотрудник «Нового Времени» Анатолий Савенко. Все они получили разрешение присутствовать при казни. Были поданы почтовые лошади, все уселись в кареты и выехали на Лысую гору.
Когда дежурный офицер вошел в «Косой капонир» в камеру Богрова, тот спал. Его разбудили. Богров сразу догадался, в чем дел, и стал поспешно одеваться. Оделся он в тот же фрак, в каком был в театре в день покушения. Богрову стали связывать руки.
- Пожалуйста, покрепче завяжите брюки, - обратился Богров к офицеру, - а то задержка выйдет.
Больше Богров в камере не проронил ни слова. Из камеры Богрова вывели за руки двое городовых, усадили в черную арестантскую карету и под усиленным конвоем конной жандармерии отвезли на Лысую гору. Здесь его уже поджидали должностные лица и вся «публика», прибывшая из участка. Когда Богрова вывели из кареты, «союзники» стали его рассматривать. Один из офицеров приблизил к его лицу электрический фонарик.
- Лицо, как лицо, ничего особенного, - сказал Богров.
- Это он? – спросил «союзников» товарищ прокурора.
- Он, он! - зашумели «союзники».
Раздавались также возглас: «Да, я его в театре здорово колотил!..» - «И я его бил!..» - И я!..»
Богров держал себя спокойно и разглядывал собравшихся, освещенных светом факелов. Кто-то из союзников стал иронизировать над фраком Богрова. Услыхав это, Богров заметил:
- Пожалуй, в другое время мои коллеги-адвокаты могли бы мне позавидовать, если бы узнали, что уже десятый день я не выхожу из фрака.
Помощник секретаря окружного суда нгромко прочел приговор. Богров выслушал его спокойно.
- Может быть желаете что-нибудь сказать? – спросил его товарищ прокурора.
- Да, желаю, - ответил Богров, - но не в присутствии полиции.
- Это невозможно! – возразил товарищ прокурора.
- Если невозможно, - скахал Богров, - тогда извольте приступить к делу.
К Богрову подошел палач. Он связал ему руки назад, повел к виселице, надел на него саван. Саван был накинут неловко, так что Богров просил «голову поднять выше, что ли».
Затем на шею Богрова была накинута веревка. Богрова подвели к виселице. Он сам взошел на табуретку. В этот момент палач вытолкнул табуретку из-под ног Богрова. Тело повисло. В таком положении, как это требует закон, тело висело в течение 15-ти минут. Царила глубокая тишина. Факелы по-прежнему горели. Кто-то сказал: «Теперь стрелять не будет!» - «Не время теперь разговаривать...» - возразил ему какой-то голос.
Палач снял тело. Подошли врач и «союзники». Врач констатировал смерть. Труп положили в яму, накрыли досками, засыпали землей. Все это в общем продолжалось около 45-ти минут. Охрана была снята. Все вернулись обратно в город.

КИЕВ, 12,IX. Казнь предполагалось привести в исполнение еще в субботу, но потом решено было не отступать от обычая, не допускающего казни накануне праздников и воскресных дней.
Палачом был один из каторжан лукьяновской тюрьмы. Палач поставил условием, что его немедленно после казни переведут в другую тюрьму, так как он боялся мести со стороны своих товарищей.
Сегодня, видимо, устыдясь посылаемых им упреков в кровожадности, «союзники» объясняют свое стремление присутствовать при совершении казни желанием убедиться, что Богров действительно казнен. «В городе, - говорят они, - все время циркулировали слухи, что казнь Богрова не состоится и он будет увезен и даже освобожден».