12 ноября (30 октября) 1917 года

Делатели паники.

     Мы дышим воздухом, отравленным ядом лжи, насилий, издевательств и всяческой бессмыслицы. Все растеряны, все испуганы, все мечутся без толку — и „победители" и „побежденные". Зловещую тишину и всеобщую подавленность одни наивно принимают за „революционный порядок", не подозревая, сколько электричества накопилось в атмосфере и какой черной грозой может оно разрядиться каждую минуту. А другие, охваченные антибольшевистскими судорогами, радостно вещают о „конце авантюры", в полной уверенности, что казачий ген. Краснов „продвигается" со специальной миссией „создания однородного социалистического министерства без большевиков и без цензовых элементов..."
     Попробуйте разобраться в лабиринте разнообразных и противоречивых слухов, толков, сообщений; есть от чего голову потерять! В одних газетах читаем, напр., что „московский штаб сдался советским войскам", в других — „Москва целиком во власти Вр. Правительства". В трамваях, в хвостах, у ворот домов, на перекрестках улиц вы каждую минуту услышите самые ошеломляющие „новости", принимаемые за чистую монету:
     — Керенский наложил на себя руки...
     — На Марсовом ноле идет бой...
     — Казаки арестовали Керенскаго и идут на столицу, чтобы провозгласить Михаила царем.
     — Большевики зверски пытают арестованных...
     Казалось бы, что серьезные общественные деятели и органы печати должны прежде всего поставить себе задачу борьбы с паническими настроениями и с сугубой осторожностью относиться к всяким непроверенным слухам, способным только еще более накалить и без того сгущенную атмосферу. Вместо этого, все наперебой, с усердием достойным воистину лучшей участи, подбрасывают сухие поленья в разгорающийся костер озлобления, ненависти, страха.
     Вчера все мы с содроганием читали отчет о сообщениях, сделанных городским головой, по поводу позорных издевательств над арестованными юнкерами: многих расстреляли, одни сошли с ума, прочих держать голыми и голодными. Никто не мог сомневаться в правдивости изложенного: представлялось невероятным, чтобы демократ, городской голова мог пустить в оборот уличные толки, и гласные большевики не решились опровергнуть сообщенных им „фактов". Орган социалистов - революционеров напечатал заявления головы под заглавием; „Большевистский застенок". Но на другой день, в той же газете мы встречаем письмо в редакцию меньшевика-оборонца А. Рывлина, посетившего Петропавловскую крепость и беседовавшего с арестованными юнкерами.
     Оказалось, что „задержанные категорически отрицают факт расстрела юнкеров в крепости, равным образом им неизвестно об оставлении юнкеров без одежды и о случае сумасшествия юнкера. Вместе с тем, однако, юнкера подтвердили факт насилий во время конвоирования юнкеров в крепость и, в частности, сообщили о случае, когда при таких условиях один юнкер был безо всякой причины застрелен. На отношения же к задержанным в самой крепости юнкера не жалуются".
     Сообщаюсь еще об избиениях и вообще о дурном обращении с арестованными министрами. Однако, и Ривлин и Шрейдер, со слов министров, категорически опровергают теперь все эти слухи.
     „Все министры указали, — заявил городской голова, — что с ними хорошо обращаются. Пищу они получают из офицерского собрания, им доставляют газеты и т. д. Никто из министров не жаловался ни на какие насилия".
     Гласному Назарьеву (меньш.-интерн.), который накануне первый потребовал большевиков к ответу, пришлось протестовать против пристрастного доклада головы, сделанного авансом, до проверка правильности сообщенных ему сведений.
     „Приговоренный к смертной казни" и ген. Маниковский оказался освобожденным от ареста: более того, Военно-Революционный Комитет пригласил его фактически управлять военным министерством. „Разграбленный" на 500 миллионов рублей, по сообщению „Воли Народа", Зимний дворец, оказался в полной неприкосновенности, как это засвидетельствовала, американские журналисты и т. д., и т. д.
     Ослепленные злобой и ненавистью к большевикам газеты, не брезгающие подхватывать первую вздорную сплетню улицы, не понимают, что своим поведением они только способствуют некоторой реабилитации в глазах солдат и рабочих большевистских „декретов" у гонении на печать.
     Но это еще второстепенная сторона вопроса, важнее другое: кампания, которая ведется подобными средствами, объективно может привести не к „изоляции", а к «расправе" над большевиками, каковы бы ни были субъективные намерения ее инициаторов.
     „Дело Народа" пишет: „Мы не допустим никаких расправ, нужных лишь врагам революция". Газета предостерегает и Керенского, чтобы он не становился на этот путь.
     Все это очень хорошо, но мало одних благих намерений: необходимы дела. Необходимо, прежде всего, осторожное обращение со словом, необходимо бороться с паникой, а не поддаваться ей. И лучшим средством такой борьбы явилось бы немедленное слияние всех разрозненных отрядов демократии в одно целое. И об единый революционный фронт, как о гранитный мол, одинаково разобьются волны авантюризма и контр-революции.

РАФ. ГРИГОРЬЕВ.

1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

1911

1912