16 (03) мая 1918 года

К переводу бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург.

     Комиссар Яковлев, ныне назначенный главнокомандующим на уральско-оренбургском фронте, на которого было возложено выполнение распоряжения Совета Народных Комиссаров о переводе бывшего царя из Тобольска в Екатеринбург, в беседе с нашим сотрудником рассказывает, как он исполнил это ответственное поручение.
     Подготовив все для переезда, назначенного мною на 27-е апреля, я накануне этого дня, приехал в дом губернатора в Тобольске, где жил Николай Романов с семьей и близких ему лицами.
     Романов был предупрежден о моем приходе, но знал лишь, что я являюсь официальным представителем Советской власти. О цели моего прихода он ничего не знал.
     Войдя к бывшему царю, я заявил ему:
          — Гражданин Романов, Советом Народных Комиссаров мне поручено перевезти вас из Тобольска. Отъезд назначен на завтра, на 4 часа утра. Будьте готовы к этому времени.
     Романов встрепенулся и тревожно спросил:
          — А куда меня переведут?
     Я ответил, что мне самому его будущее место пребывания в точности неизвестно и что я получу соответствующие распоряжения только в дороге.
     Романов подумал немного и сказал:
          — Я не поеду.
     В этот момент в комнату вошла Александра Федоровна. Узнав, о чем идет речь, она воскликнула:
          — Что вы с ним делаете! Вы хотите оторвать его от семьи, разве это можно. У него больной сын... Нет, он не может поехать, он должен остаться с нами!
     Я на это ответил, что имею определенное предписание, которое исполню в точности. Ни о какой разлуке в данный момент речи не идет, так как вместе с Николаем Романовым будет переведена вся его семья. Однако, сейчас переезд сопряжен с известными трудностями и поэтому решено больного Алексея оставить в Тобольске до весны, когда сойдет лед и можно будет перевезти его от Тобольска до Тюмени на пароходе. Кто из остальных членов семьи Романовых отправится вместе с ним, а кто останется до весны с Алексеем, — предоставляется решить им самим.
     Романов выслушал меня, но как будто не вполне понял и буквально повторил то, что только сказала Александра Федоровна:
          — У меня больной сын! Разве можно разлучать меня с семьей? Я не могу поехать…
     Я счел излишним входить в какие-нибудь пререкания и, повторив коротко, что отъезд назначен на завтра на 4 часа утра, вышел. Когда я уходил, Александра Федоровна нервно крикнула мне в след:
          — Это слишком жестоко, не верю, что вы это сделаете!
     Я прошел к начальнику охраны бывшего царя в Тобольске Кобылинскому и подтвердил ему, что, так или иначе, мое распоряжение об отъезде в назначенный день и час будет исполнено. Если Николай Романов к этому времени не приготовится к отъезду, ему придется ехать без багажа. Кобылинский счел необходимым пойти к Романову, чтобы передать ему, что никакое противодействие распоряжению об отъезде невозможно.
     Романов обсуждал вопрос об отъезде вместе со своей семьей и друзьями часа два, два с половиной. В течение этого времени этот семейный совет несколько раз менял свое решение: то, все решали, что поедет Николай со всеми дочерьми и Статищевым (Татищевым), а Александра Федоровна останется, то, что поедет Александра Федоровна, а все дочери останутся и т.д. Наконец, Кобылинскому было сообщено, что с Николаем поедет Александра Федоровна, дочь Мария, князь Долгорукий, профессор Бо(т)кин, фрейлина Демидова, один лакей и один камердинер. Остальные дочери, Алексей, Татищев, и прочие — всего человек 40 — остаются в Тобольске до весны.
     Меня несколько удивляло, что Александра Федоровна решила расстаться с сыном и поехать вместе с мужем из Тобольска. Но Кобылинский рассказал мне, что он слышал случайно фразу, брошенную Александрой Федоровной Татищеву, которая проливает некоторый свет на это решение.
     Александра Федоровна сказала Татищеву:
          - Я боюсь, как бы он один не наделал там глупостей...
     Александра Федоровна, повидимому, не особенно высокого мнения об уме и такте своего мужа.
     На другой день, 27-го апреля, ровно к 4 час. утра, все было готово, и мы двинулись в путь. От Тобольска до Тюмени приходилось делать 260 верст на лошадях. Первые 30 верст дорога шла по кочкам. Нам пришлось переправляться через три реки: Иршан (?- Иртыш), Тобол и Туру. Начинался уже весенний разлив рек, лед треснул и поднялся. По мосту через Иршан приходилось ехать в воде доходившей до брюха лошадей. Через Тобол было уже рискованно переправляться в экипаже, пришлось выйти и итти по льду. Через Туру также пришлось переезжать в воде.
     Благодаря принятым мерам переезд был совершен чрезвычайно быстро. Всех остановок было восемь, везде нас ждали уже запряженные тройки, поставленные в ряд; мы останавливали наши экипажи параллельно этому ряду, благодаря чему пересадка совершалась в каких-нибудь 10 минут. Ночевали в Выявлево (?). На другой день в 9 час. веч. мы были уже в Тюмени.
     Отряд, взятый мною, состоял всего из 35 человек, из них 15 конных и 20 - пехотинцев. Кроме того, на всех пунктах пересадки были расставлены небольшие патрули.
     Этот трудный и быстрый переезд мало утомил Романова. Вообще за последний год он заметно поздоровел. Много работал на воздухе — рубил дрова, чистил снег и т.п. Руки в мозолях, бодр и чувствует себя прекрасно. С положением своим, повидимому, примирился.
     Александра Федоровна утомилась значительно больше, но старалась не показывать этого. Вообще она пыталась держаться гордо и замкнуто.
     Наше отношение к ним их сильно озадачило. Повидимому, они опасались вначале грубости, насилий и оскорблений с нашей стороны. Но весь отряд держался по отношению к Романовым вполне корректно, не позволяя ни одного невежливого или оскорбительного слова. И вместе с тем отношение было совершенно простое, такое же, какое могло быть по отношению к каждому другому гражданину.
     Александра Федоровна смотрела на нас большими глазами, а Николай быстро освоился и стал держаться также просто.
     Из Тюмени мы отправились поездом. Здесь охрана была уже увеличена до 160 человек. Путь от Тюмени до Екатеринбурга был совершен без каких-либо инцидентов.
     Романов чувствовал себя в дороге по-прежнему хорошо. По-видимому, его больше всего интересовали три вопроса: семья, погода и еда. Семью свою он действительно любит и очень о ней заботится.
     О политике мы вовсе не разговаривали. Я, конечно, и не считал возможным вести какие-либо разговоры на политические темы с бывшим царем. Но характерно, что сам он, по-видимому, совершенно не интересуется политическими вопросами. Все его мысли вращаются в кругу глубоко обывательских и узко-семейных интересов.
     Только один раз наши разговоры вышли за указанные рамки — семьи, погоды и еды. Мы проезжали мимо какой-то церкви. Романов очень богомольный, всегда в таких случаях крестится. Когда мы проехали церковь и он что-то сказал о религии, — сейчас не помню что именно,— я ответил, что, не будучи лично религиозным человеком, я признаю по отношению к другим лицам принцип полной свободы совести: пусть каждый верит так, как он хочет.
     Романов на это воскликнул:
          — Представьте, что и я держусь совершенно такой же точки зрения! Я тоже признаю полную свободу совести!
     Я посмотрел на него, не понимая, — шутит он или хитрит. Но лицо его выражало такое искреннее простодушие, что не оставалось сомнения в отсутствии каких-либо задних мыслей.
     Вообще из этого путешествия я вынес вполне определенное впечатление об удивительной, феноменальной ограниченности Николая Романова.
     Совсем другое представляет собой Александра Федоровна. Она очень хитра и города. На мужа своего имеет сильное влияние. Всю дорогу она держалась замкнуто и по целым дням не выходила из своего купэ. ОТ нас она не хотела принимать даже тени одолжения. Это доходило до курьеза. Известно, что корридоры в вагонах очень узкие и когда в них встречаются два человека, один должен посторониться. Александра Федоровна не желала, чтобы кому-нибудь из нас пришлось посторонится, пропуская еед. Поэтому она вставала ежедневно в 4—5 час. утра, чтобы пиойти в уборную помыться. Если, выходя из уборной, она видела в корридоре часового, то возвращалась обратно и запиралась там, пока часовой не выходил из корридора.
     Дочь Романовых, Мария, молодая девушка, совершению неразвитая для своих лет. О жизни в широком смысле слова не имеет никакого понятия. Находится под сильным влиянием своей матери.
     Ко времени прибытия вашего в Екатеринбург, на вокзале собралась большая толпа. О пашем приезде разгласили, повидимому, железнодорожники. Толпа была настроена очень возбужденно. Поезд остановился не у самой платформы, а в некотором расстоянии от нее. На всякий случай еще до прибытия в Екатеринбург я распорядился плотно закрыть и занавесить все окна в вагонах.
     Едва только поезд остановился, как мой отряд вышел из вагонов и оцепил поезд, не допуская к нему толпу. Из толпы неслись крики:
          — Покажите нам этого кровопийцу! и т.д.
     Я ответил, что если толпа не разойдется, я покажу ей пулеметы. Однако, это не подействовало. Толпа росла и напирала на расставленные мною патрули.
     Тогда я распорядился двинуть стоявший на запасном пути товарный поезд и поставить его между платформой и моим поездом. Когда это было сделано, под прикрытием товарнаго поезда я увел свой поезд на другую станцию — Екатеринбург 2-й, где уже никого не было. Отсюда я дал знать местному Совету о своем приезде. Приехали: председатель Совета и члены президиума, которым я сдал Николая Романова под расписку.
     В Екатеринбурге Романов с семьей помещен в обыкновенном особняке, огороженном большим досчатым забором. Особняк этот нисколько не напоминает губернаторского дома в Тобольске, походившего по величине своих комнат и зал на загородный дворец.
     Охрана Романова в Екатеринбурге усилена, режим введен, по сравнению с Тобольском, более строгий.

А. А-в.

1901

1902

1903

1904

1905

1906

1907

1908

1909

1910

1911

1912